Четкого определения, что есть школа, в верховой езде не существует.
Я очень долго пытался найти где-то классификацию, чтобы было ясно написано, вот это французская школа, вот это От Эколь, вот это немецкая и так далее. Авторитетно заявляю, нигде такого нет!
Вопрос, а почему нет? Потому, что судить о различиях в стилях очень трудно, очень много "но" и "если" от которых все зависит. Тем не менее, ясность внести все-таки можно, о говорить лучше не о школах, а о конных традициях. Согласно Нуно Оливейре, есть две традиции: латинская и "с другого берега Рейна" (то есть немецкая).
Если чуть расширить эту идею и пойти дальше, можно сказать, что есть франко-испанская и германо-английская традиции. Почему именно такое деление? Дело в том, что внутри латинской традиции наиболее далеко отстают друг от друга французская и испанская школа, а португальская находится где-то между ними. То же самое можно сказать и о немецкой традиции, где германское и английское направления также довольно отличны друг от друга.
Особняком стоит Венская Испанская Школа, заведение концептуально созданное на стыке двух традиций и ставшее самостоятельным явлением. Но о ней позднее.
Если анализировать историю, то выявляется интересный факт: латинская и немецкая школы смешиваются также хорошо, как вода и масло (то есть никак). Прежде всего у них очень, очень разные идеологические базы, разные взгляды на лошадь, на езду и на многое другое. Понятно, что если мы хотим дойти до сути вопроса, надо найти точку водораздела, ту самую грань, из-за которой конфликт двух традиций не затухает уже многое века. Самым главным моментом, определяющим стиль езды, является отношение к лошади, место, отводимое ей в системе ценностей и если начинать танцевать от этой печки, вырисовывается следующая картина.
Для латинских народов верховая лошадь - это прежде всего знак касты, символ принадлежности к элите общества, что доказывается общностью понятий "всадник", "рыцарь" и "благородный человек" во всех языках романской группы. Власть - это прерогатива мужчин а потому неудивительно, что слово "лошадь" в романских языках мужского рода. Если следовать этой логике, то отношение к лошади в такой культуре может быть только одним - благоговейно-почтительным.
В отличие от латинских народов, германцы (в том числе и англо-саксы) смотрели на лошадь более практично, для них она была одним из окружавших их животных и отдельного культа лошади там никогда не было. С точки зрения немца лошадь должна прежде всего быть полезной, практичной и беспроблемной вещью. Да-да, господа, именно вещью, та как и в немецком, и в шведском и в английском языках слово "лошадь" - среднего рода, то есть это как неодушевленный, инертный предмет, призванный лишь перевозить своего хозяина из пункта А в пункт Б без лишних приключений.
И немец, и француз могли быть и жестоки и добры с какой-то конкретной лошадью, однако общий взгляд на это замечательное существо все-таки задавался ментальностью.
Теперь перейдем от философии к практике и попробуем спроецировать данные различия на саму езду и ее особенности.
Еще римляне учили своих лошадей парадным эффектным аллюрам и хотя точных указаний на это нет, не подлежит сомнению, что пассаж и подобные простые элементы были им знакомы. Поскольку лошадь в латинской традиции - это символ власти, а власть - это прежде всего военная сила, верховая лошадь ценилась как помощник во время битвы, помощник умный, расчетливый и хладнокровный, способный противостоять самой серьезной опасности. Лошади был воинами и их обучали воинским искусствам в соответствии с воинскими же традициями, жестким, но справедливыми и честными.
Идем дальше. Чтобы лошадь могла участвовать в сражении и помогать всаднику, она должна быть мобильна и подвижна, легка в поводу. Иначе говоря - она должна быть собрана в единый кулак, сжата, как готовый распрямиться лук. Таким образом, первейшей задачей всадника был сбор. Вот тут то и зарыта собака противоречия школ. Полностью собранная лошадь - это острый меч, пораниться которым самому ничуть не сложнее, чем поразить противника. Если лошадь обучена сбору, ее сопротивления несправедливым требованиям всадника приобретают особую энергетику и силу, возражение лошади становится кратно сильнее и громче. Такая лошадь годиться только под мастера, профессионала, а для дилетанта она будет очень опасна и неуправляема.
Теперь посмотрим на лошадь с другого берега Рейна. Лошадь в немецкой военной истории - это либо просто обозная тягловая сила, от которой ничего кроме неприхотливости не требовалось, или платформа для закованного в латы рыцаря, своеобразный прообраз танка. Платформа кстати плохо управляемая и не очень послушная, но зато сокрушительно мощная и тяжелая. Сбор в этой ситуации - пустое дело. В доспехах его не поддержишь, а для тягловой лошади о вреден, ибо делает ее слишком прихотливой и требовательной к уровню всадника.
Немецкий идеал послушания лошади противоположен латинскому, где лошадь есть артист, покорный лишь такому же артисту. С точки зрения немца хороша только та лошадь, на которой может ехать любой желающий, и эта традиция, кстати, была закреплена в немецких кавалерийских уставах, требовавших обязательной пересадки на другую лошадь каждые десять дней рядового и унтер-офицерского состава.
Английский идеал отличался от германского лишь любовью к резвой рискованной езде, развившейся позднее в мировую индустрию скачек. Сбор для скачек не нужен.
Теперь перейдем к еще более конкретным вещам, а именно, к "железу".
Наверное многие со мной не согласятся, но я остаюсь убежденным сторонником теории, что гениальность трензеля как изобретения состояла в легкости, с которой это приспособление ломало сбор обороняющейся от всадника необъезженной лошади. Это происходило (и увы происходит) очень просто. Ущемление углов рта между первыми премолярами и кольцами вызывает сильнейшую боль, заставляющую лошадь поднять голову и соответственно - опустить спину, то есть выйти из состояния сбора.
Теперь вопрос на засыпку: кто в Европе больше всего любит трензеля? (подсказка - простой трензель без восьмерки называют еще немецким)
Вся германская конная культура основана на применении трензеля, а значит на она не предусматривает сбора лошади и предполагает, что если лошадь будет своевольничать, в руках у человека всегда есть средство напомнить ей о ее месте в табели о рангах: собраться, чтобы сбросить ей будет очень тяжело, а под "искусным" всадником - невозможно. Англичане также помешаны на трензельной езде, причем классическая сборка гунтера для парфорсной охоты включает в себя дополнительный "сверхконтрольный" повод, который не только страхует при обрыве основного, но и позволяет стискивать углы рта (ломать сбор) с усилием, ровно в два раза большим чем сила рук всадника, так будучи пропущенным через затылок и кольца трензеля, он работает подобно блоку. Ситуация, когда лошадь при обрыве повода мгновенно сбрасывает всадника - абсолютно нормальная для англичанина, так как по его словам riding is art, hunting is plack.
Теперь перейдем к латинской традиции. Начав с очень жестоких, а потому и неэффективных видов железа, латинские всадники постепенно, по мере усложнения утончения езды пришли к необходимости более гуманного обращения со ртом лошади. Главнейшим условием, которое делало возможным сбор, а значит и маневренность лошади, было отсутствие давления на углы рта, приводящего к задиранию головы. Для того, чтобы управлять лошадью, не разрушая ее сбора и равновесия был изобретен мундштук. Главным отличием от трензельного железа стало наличие рычага, который позволял управлять лошадью одной рукой (это было совершенно необходимо в бою) а также отвязывал равновесие всадника от упора лошади в повод, позволяя ему управлять лошадью при помощи собственного веса. (на трензеле движение головы лошади тянет за собой седока и значит нарушает общее равновесие всей системы). Можно сказать, что мундштук как явление состоялся, когда в конце шестнадцатого века Пиньятелли создал классический тип школьного мунштука с длинными рычагами, толстым грызлом и цепочкой, составленной из толстых фигурных звеньев.
'>
Фактически, такие мундштуки изначально не предполагали насилия над лошадью, так как у нее всегда была возможность уйти от давления, уперев концы ветвей, соединенные между собой, себе в грудь. Единственным, что спасало всадника от потери контроля над ситуацией было его искусство и такт, заставлявшие мгновенно сдавать руку при малейшей уступке лошади. Не надо думать, что мягкость рук старых всадников была лишь следствием их добродетели. Нет, быть тактичными их заставляло и мудро спроектированное железо. Позднее в латинской традиции появился более компактный мундштук и трензель, что несомненно было заимствованием с другого берега Рейна и Ламанша, но верность мундштуку как гаранту комфорта лошади в сборе оставалась при этом незыблемой.
Здесь надо отдельно сказать об испанцах. Испания с одной стороны была на острие проблемы, так как именно столкновения с мавританской подвижной конницей побудили испанцев к развитию легкой кавалерии, а с другой стороны мавританское влияние сделало испанскую традицию особенно жестокой к лошади за счет применения арабского мундштука типа "Женет"
'>
В последствие, наблюдая за развитием искусства верховой езды во Франции, испанцы бросились в подражание, однако не в семнадцатом, ни в восемнадцатом столетии мастера старой французской школы испанцев за всадников не признавали, утверждая, что они способны лишь к порче лошадей и обучении их расхлябанным аллюрам.
Но как бы там ни было, время шло и постепенно в Испании возникли два направления чисто латинской езды: Дома Вакера и Дома Классика.
Дома Вакера интересна железом, почти аутентичным старинному французскому а также схемами езды, словно сошедшими с гравюр трактатов старинной школы. На высоком уровне исполнения Дома Вакера - блестящее зрелище.
Итак, если взять за основу принципы воздействия на лошадь, то латинская, она же франко-испанская традиция может быть названа "мундштучной", а германская, она же немецко-английская - "трензельной".
Но это слишком уж политкорректно, на самом деле разница между ездой на мундштуке и ездой на трензеле - это разница между аристократизмом и плебейством.
Вот такие мысли, если быть предельно кратким и конкретным.
Теперь о Венской Школе.
Я уже писал, что Вена стоит особняком. Можно сказать, что исторической миссией было совмещение двух миров, двух разных традиций. Буквально следуя всем предписаниям старинных французских трактатов, венцы наделяли свою езду свойственным германским народам точностью и методизмом, чуть утяжелив изящный французский стиль. Движения школьных липпицанов безукоризненно точны, но не столь раскованны, как это принято в латинской традиции.
Поэтому Венскую Школу можно считать мостом между двумя мирами, нитью, которая пытается связать принципиально разные подходы и принципы.
Теперь о том, можно ли создать школу за несколько лет. Нет, нельзя. Можно создать работающую методику, технику, но школа создается учениками и именно их успехи, а также способности к передаче эстафеты следующим поколениям определяют новое течение как самостоятельную школу. Если говорить о таком сложном деле, как высшая школа верховой езды, на становление школы должно уйти минимум 40-50 лет и только после этого можно понять стало то или иное течение школой или нет. Но это подход так сказать философский, а с точки зрения закона любой Вася Пупкин может спокойно зарегистрировать новую школу (на бумаге) и кричать, что он велик, как слон султана. Закон этого не запрещает.
Еще раз общие выводы:
1. В Европе давно борются две традиции езды - латинская и германская.
2. Каждой из этих традиций свойственен свой взгляд на лошадь и ее место в системе ценностей.
3. Каждая из традиций использует средства управления, оптимизированные для ее задач и целей.
4. Всегда были и есть попытки примирения этих двух полюсов, которые, однако, не делают их ближе к друг у другу а лишь подчеркивают размеры разделяющей из пропасти.
Взято с
http://www.horse.ru/forum/read.php?f=9&i=33833&t=16757&pc=110\
Автор
Мудрый Всадник.
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
